Глава 12. Команда
Для экономистов Уолл-Стрит и Вашингтона это было печальное, напряженное время.
Еще недавно они считали, что долгосрочный подъем экономики закрепился и, в сущности, гарантирован. Ни один из выдающихся экономистов не отклонялся от этой позиции, а те, кто отклонялся, либо молчали сами, либо им приказали заткнуться.
Публично они расхваливали сильные «фундаментальные данные» экономики, а наедине с собой кусали себе ногти до мяса.
Одной из тех, чьи высказывания шли вразрез с «генеральной линией», была Тамара Бэлмонт. Несколько месяцев назад, когда она еще работала в Harris & Jones, она часто спорила с коллегами — аналитиками, но ее всегда разочаровывали правила этой игры: хотя в частных разговорах вполне допускалось говорить о будущем спаде, любой материал, предназначенный для распространения, был крайне сдержан, особенно если он мог попасть на глаза широкой общественности. Разговоры о спаде считались вредными для бизнеса.
Тамаре был трудно следовать этим правилам. Ее предки в Испании были в родстве со знаменитым тореро. Она не была склонна отступать перед бесчестными быками Уолл-Стрит.
Ее главный аргумент не был особо радикальным: спад не может считаться завершенным до тех пор, пока не исправлены причины, его породившие, пока экономика не очистилась от большей части эксцессов, нагромоздившихся во время предшествовавшего бума. Эти эксцессы включают спекуляцию, плохие вложения, плохие долги и плохих людей. Спад помогает отмести их прочь, очистить путь для новых идей, новых технологий, новых компаний, ожидающих своего часа. Это естественный процесс обновления, подобный лесному пожару, который вызывает к жизни новые ростки. Но пока что признаков такого очищения было очень мало.
Самые горячие споры происходили у нее с Доном Уокером, руководителем исследовательской группы фирмы Harris, который всегда следовал курсу компании. Она всегда могла отыскать его около охладителя для воды, из которого он выпивал несколько литров в день.
— Я думаю, что вы неправы в отношении перспектив нашей экономики, — заметила она ему однажды. Пока он глотал чашку за чашкой, она сказала вызывающе:
— Я думаю, что почти все здесь ошибаются, блуждая, словно лунатики по минному полю. Этот спад не закончился, отнюдь не закончился. Он никого не излечил от бухгалтерской болезни или от болезни долгов. Он не сдул пузырь переоцененных акций. Не улучшил ужасное финансовое состояние миллионов потребителей. Даже наоборот, неоплаченные долги и подделки в бухгалтерской отчетности гноятся еще сильнее. Доходы все еще хилые. Мало что изменилось. Вместо того, чтобы проложить путь к подъему экономики, тот спад, который вы видели, был только прелюдией к ее следующему большому обвалу.
— Докажите, — возразил он. — Поверьте мне, я не такой сторонник мнения о подъеме рынка. Докажите, и я склоню перед вами голову. Через 24 часа она положила ему на стол это доказательство в виде тщательно документированного наброска отчета. Уокер пробежал глазами вступительное словоблудие и затем, дойдя до раздела, озаглавленного «Послевоенные спады двадцатого столетия и спад 2001 г.: сравнение», стал читать медленнее. Несколько выдержек из этого доклада приводятся ниже.
«При всех послевоенных спадах этого столетия американцы имели намного меньшие долги. Во время спада 1973-1974 гг. средняя семья увеличила свой долг по займу только на 1,5% и держала его ниже уровня своих доходов. Подобным же образом, во время спада 1990-1991 гг. долг возрос только на 1,5%. Напротив, в начале 2000-х гг. долг семьи продолжал расти и сейчас достиг уровня, который значительно превысил доход: на каждые 100 долларов дохода, остающегося после уплаты налогов, потребители имеют 115 долларов долга.
После прошлых спадов американцы также пополняли свои сбережения. Однако самый последний экономический спад разительно отличается в этом отношении. Американцы все еще сберегают меньше 2% своего дохода, что почти соответствует самому низкому за всю историю уровню.
В корпоративном секторе мы видим ту же закономерность. Во времена прошлых спадов корпорации сокращали свои долги или, по крайней мере, не увеличивали их. Сейчас мы видим противоположную картину. Долги корпораций выросли до 57% от их собственного капитала — новый рекорд.
Если бы нынешний спад действительно закончился, мы также должны были видеть некоторое улучшение в показателях торгового дефицита. Например, еще во время спада 1973-1974 гг. мы начали падение с дефицита в 0,5% от величины валового внутреннего продукта (ВВП), а закончили его с небольшой прибылью в 1% от ВВП. Аналогично, в период 1978-1980 гг. 3 млрд долларов торгового дефицита превратились 4 млрд профицита. А после спада 1990-1991 гг. мы радовались еще более резкому улучшению. Однако на этот раз дела идут не совсем так. При недавнем спаде дефицит торгового баланса сдвинулся от плохого к худшему, подойдя к цифре почти 465 млрд долларов, или к 5% ВВП, что в два раза больше того, что Америка тратит на оборону.»
Этот отчет также содержал широкий диапазон других проблем — например, бесполезность низких процентных ставок и ускорение спадов экономик за океаном.
— Вы уже прочитали его, да? — гордо спросила она Уокера во время их следующей встречи около охладителя воды.
Он взглянул на нее рассеянно, и она не смогла скрыть своей досады.
— Вы просили доказательств, и я их вам дала. Я дала вам доказательство того, что прошлые спады отсеяли эксцессы, вымостив путь к будущему росту. Я дала вам доказательство того, что этот спад не сделал ничего похожего. Как минимум, теперь у вас есть повод для размышлений о том, что этот спад, может быть, еще не закончился, что,
возможно, он едва начался. Благодаря вашему поощрению, мой отчет
готов теперь к тому, чтобы пойти дальше, к средствам массовой информации, к потребителям.
Уокер, экономист, закончивший Wharton, разрывался, не находя аргументов против. Ее доводы были стандартными, взятыми из учебников по экономике. Ее логика была безупречной, доказательства неопровержимыми. В интеллектуальном плане у него не было другого выбора, кроме как согласиться. Однако на практике логика и доказательства имели мало общего с тем, что публиковала фирма Harris.
Она настаивала на ответе, и он, наконец, согласился на ограниченное внутреннее распространение ее доклада при условии, что он сможет отредактировать этот документ. Он попросил дать ему файл в электронном виде, пообещав вернуть доклад через пару дней. Неделю спустя она нашла на своем столе распечатку с инструкцией «Тщательно просмотреть, но не делать никаких изменений».
Отредактированная версия ошеломила ее. Она не сомневалась в том, что некоторые острые углы будут смягчены, но не до такой же степени! Некоторые ее выводы были удалены полностью, другие извращены. Только самые слабые из ее аргументов остались нетронутыми. А между тем она только что видела письмо, разосланное по электронной почте всему исследовательскому персоналу, призывающее их не публиковать сообщения под рубрикой «Перспективы спада в экономике».
Тамара решила больше не прятать свою гордость в карман. Ее родственники, проживающие в Памплоне, Испания, умели обращаться с быками, мчащимися по улице. Так же поступила и она. В конце дня, вернувшись после одного из своих частых походов в мужской туалет, Уокер нашел на своем стуле экземпляр первоначального ее доклада. Поперек заголовка значились два коротких и два длинных слова, написанных толстым маркером:
Мои комментарии: Я УХОЖУ.
После этого инцидента ни одна фирма на Уолл-Стрит больше не взяла бы ее на работу. Поэтому она решила переехать в Вашингтон и попытаться найти работу в каком-нибудь государственном учреждении.
Она обратилась в различные федеральные агентства, где, как ей казалось, проводились серьезные экономические исследования — Министерство финансов, Министерство торговли и органы Федеральной резервной системы, но безуспешно. Она попробовала обратиться в Главное контрольно-ревизионное управление США (General Accountability Office, GAO), беспристрастный ревизионный орган Конгресса, чьи отчеты раскрыли растраты в правительстве, незаконную деятельность брокеров, риски на финансовых рынках и многое другое. По-прежнему безрезультатно.
Спустя три трудных и напряженных месяца, она с восторгом нашла в голосовой почте своего мобильного телефона сообщение от Оливера Даллеса: «Я достал экземпляр вашей речи "Мы лгали", которую вы прочитали в Колумбийском университете, и нахожусь под большим впечатлением. Пожалуйста, позвоните насчет должности ведущего аналитика в CECAR». Он оставил два телефонных номера.
Она оставила все свои дела и подключилась к Интернету. Она попробовала выйти прямо на www.cecar.com, но это было просто имя домена на продажу. Тогда она попыталась поискать через AltaVista и сразу же нашла адрес www.cecar.org — the Chief Executives' Committee for Accounting Reform (CECAR) (Комитет исполнительных директоров по проведению реформы бухгалтерской отчетности), «неправительственная организация, имеющая целью беспристрастное, свободное он конфликтов интересов управление, исследование и составление отчетности в частных и государственных учреждениях». Чем больше она читала об этой организации, тем больше она ей нравилась.
Однако, когда она дозвонилась до Даллеса, ей показалось, что он не сразу понял, кто она, и был очень занят, чтобы поговорить с ней. Ее сердце дрогнуло. Но едва она напомнила ему о своей речи «Мы лгали», он сразу же вспомнил.
— Виноват, помнится, я оставил это сообщение на вашем мобильном больше недели назад. Так что извините меня, если я забыл ваше имя, — сказал он деловым тоном.
— Я больше привыкла к электронной почте, — ответила она и удивилась, как это он узнал номер ее сотового телефона, но решила не спрашивать.
Он объяснил ей, что хотя этот комитет был основан главным образом для того, чтобы разоблачать манипуляции с бухгалтерской отчетностью в крупных акционерных компаниях, с течением времени он лично вдохновил его главу, Пола Джонстона, расширить круг исследовательских задач комитета, включив в него и государственный сектор — федеральный дефицит, деятельность органов Федеральной резервной системы и, совсем недавно, любое вмешательство правительства в функционирование рынков акций.
— Сначала нашим объектом были компании типа UCBS, но сейчас мы расширили наши горизонты, чтобы обнаруживать скрытые риски в экономике в целом, — пояснил он.
Он предложил ей сравнительно низкооплачиваемую должность, но пообещал невероятно привлекательную обстановку для исследований. У нее будет свой персонал из трех младших экономистов. У нее будет прямой доступ к прославленным топ-менеджерам и профессионалам Уолл-Стрит, близким к ней по взглядам. Она даже сможет работать совместно с некоторыми из тех самых правительственных агентств, куда она стремилась попасть во время своих предыдущих поисков работы. О такой работе можно было только мечтать, и она ухватилась за нее практически сразу.
Этот Комитет недавно переехал в здание Национального пресс-клуба, в двух кварталах от Белого дома. Ей дали угловой кабинет, выходящий окнами во внутренний двор трехъярусной галереи магазинов. Главные объекты ее внимания — органы Федерального резерва и экономика. Яйца выеденного не стоит, — подумала она.
Однако ее первое задание захватило ее врасплох. Оно пришло к ней в виде следующего сообщения по электронной почте:
Тамара,
В свете событий на Уолл-Стрит и вспыхнувших дебатов в различных комитетах конгресса почти неизбежно, что в ближайшее время Администрация будет рассматривать последствия для экономической политики и выводы, вытекающие из более глубокого биржевого спада.
Наш комитет намеревается дать комментарий по этому вопросу, в частности, в отношении нетрадиционных интервенций.
Недавно объявленные Банком Японии операции kabushiki kaiage, а также разговор о Stutzungskaufe акций Бундесбанком, также поднимают серьезные вопросы о возможных и вероятных реакциях соответствующих органов в США.
Вам поручается анализ существующих работ по этим вопросам, изучение любых возможных рисков на рынках и разработка разумного сценария для будущей экономики США с учетом самых неблагоприятных обстоятельств. Отчет должен быть мне представлен через 90 дней.
Удачи вам! Оливер Даллес
P.S. Постарайтесь не исключать из Вашего исследования так называемую "группу защиты фондового рынка от спада".
Это письмо словно прочистило ей мозги — не тем, что в нем говорись, а тем, о чем в нем умалчивалось. На этом этапе своей карьеры, последнее, что она ожидала получить, был запрос на информацию, которую она не могла обработать. И вот она получает запрос, который она не могла даже понять.
Поиск значений японских и немецких терминов хотя и занял какое-то время, но оказался делом нетрудным. Слово Stutzung означало по-немецки «поддержка»; kaufe означало «закупки, покупки». Их сочетание означало «поддержка закупок (покупок)». Слово kabushiki означало по-японски «акции»; kaiage означало «закупать».
Она отпечатала запрос, в котором над каждым иностранным словом надписала карандашом его эквивалент, после чего облокотилась о спинку стула и перечитала его.
Теперь она могла понять. Ее босс имел в виду специальные операции, проводящиеся японскими и немецкими центральными банками по фактической покупке акций с целью поддержки рынков. Однако, понять текст было одним делом, а вот поверить ему — совсем иным. Общий замысел был одновременно и скандальным и наивным.
Неужели японцы и немцы действительно делают это? Она очень в этом сомневалась. Япония и Германия представляют собой передовые современные экономические системы, вторую и третью из самых крупных в мире, соответственно. В любой современной экономике такие открытые закупки акций центральными банками считались бы чрезвычайным, радикальным отходом от десятилетиями устанавливаемой, испытанной и проверенной политики.
Фактически это было бы равноценно частичной национализации целых отраслей промышленности — предложение, достойное «банановой республики». Это были ведущие нации мира, державы, которые столь пронзительно призывали правительства менее развитых стран держать свои грязные руки подальше от частного сектора, — или хотя бы распродать все остатки принадлежащих государству предприятий.
В то же время, насколько она могла припомнить, и Япония, и Германия находились еще под влиянием страшащихся инфляции консерваторов старого поколения, которые, несомненно, убежденно сопротивлялись бы прямому вмешательству правительства в их собственные рынки акций. Разве не попытались бы эти группы сделать политически невозможным для центральных банков своих стран отважиться на такие опасные предприятия?
Она покачала головой.
— Эта записка просто смешна! Не ошиблась ли я, присоединившись к этой группе? — спросила она себя. — Уж не гнездо ли это любителей конспирации?
Постскриптум вызывал особую тревогу. «Не исключать группу защиты»?
— Вернись к реальности! — сказала она себе, едва пошевелив губами. Может быть, это всего лишь обычная для Интернет-общения шутка? Если это так, то почему она оказалась в явно серьезной служебной записке, попавшей в ее почтовый ящик в конце ее первого рабочего дня?
Худшие предположения следовало пока отставить в сторону. Во-первых, ей придется найти существенные доказательства, чтобы опровергнуть мысль о существовании или значимости этих kabushiki kaiage, Stiitzungs kaufe, а также защитной группы. Вскоре, однако, она обнаружила, что ошибается в отношении, по крайней мере, двух из этих трех.
|
